Продовольственные запасы в блокадном Ленинграде быстро стали истощаться. К весне 1942 года власти поручили ленинградцам обеспечить себя собственными овощами. Для этого промышленные предприятия и учреждения должны были организовать свои подсобные хозяйства.
Под огороды власти выделили все пустыри, сады, стадионы, парки и скверы, а также берега рек и каналов. Огород разбили даже на центральных площадях: на Исаакиевской горожане выращивали капусту, на Декабристов — картошку. В Летнем саду на грядках росли капуста, морковь, свекла, картофель и укроп.
Для ленинградцев, которые раньше не занимались земледелием, выпускали стенгазеты и брошюры с подробными инструкциями. Всего за время осады жители города вспахали 9,8 тыс. гектаров, которые постоянно приходилось восстанавливать после вражеских артобстрелов.
Как главная улица города, Невский проспект стал одной из основных мишеней врага. Немцы разрушили не только множество архитектурных памятников, но и повредили пути электроснабжения. По этой причине общественный транспорт оказался непригоден к эксплуатации. Некоторые троллейбусы и трамваи остались стоять на тех местах, в которых застали бомбежки 1941-1942 годов.
Зимой техника покрывалась снегом и льдом. К лету осадки испарялись, что провоцировало развитие коррозии на составах. В результате часть автопарка испортилась, перегорела или полностью вышла из строя. Часть трамваев удалось починить к марту 1942 года — впоследствии они помогали вывозить мусор и снег из города.
Несмотря на то, что завоз продуктов в осажденный Ленинград фактически прекратился, в городе все равно продолжали работать рынки. Зачастую они были единственным способом спастись от голода и смерти. Больше половины горожан ходили на рынки, где меняли свои вещи на еду.
«Взад и вперед ходят людские скелеты, замотанные ни весть во что, в свисающих с них разномастных одеждах. Они вынесли сюда все, что могли, с одним желанием — обменять на еду», —
вспоминал один из блокадников. Нелегально на рынках торговали и военные, которым по карточкам полагалось больше еды, чем обычным горожанам. В штатской одежде они выменивали свои хлеб, консервы, сухари и сахар на табак и алкоголь.
Настоящий ужас у горожан вызывали плотные, упитанные люди. При их виде толпа вздрагивала с отвращением — румяных и здоровых прохожих принимали за людоедов. А как только на рынке у кого-то появлялось мясо или котлеты, органы надзора сразу задерживали продавцов.
Незадолго до блокады советские власти постановили вывезти из Ленинграда в областные санатории и детские лагеря всех детей. Но решение оказалось ошибочным, ведь руководство страны еще не подозревало, что враг уже на подступах к городу.
Из-за стремительного наступления немцев и информационной изоляции от центра эвакуационные составы попали под обстрел. В итоге детям пришлось возвращаться в Ленинград, который окажется заблокированным и отрезанным от Союза.
Все это время детей небольшими группами пытались вывозить из города. С 1941 по 1944 года пять буксиров и 46 барж были уничтожены в ходе вражеских бомбардировок. За 872 дня блокады погибли или пропали без вести от 127 тыс. до 159 тыс. детей.
Как только город окружили в кольцо, ленинградские улицы подверглись массированным обстрелам как
с воздуха, так и с земли. Мишенями врага становились не только военные объекты, но и архитектурные памятники, жилые дома, музеи и заводы. Чтобы лишить немцев привычных ориентиров, ленинградцы стали маскировать правительственные здания, территории заводов и военные корабли специальными сетями, которые отшивали на кировском прядильно-ниточном комбинате.
Так, здание стратегически важного Смольного, где сидело ленинградское военное руководство, укрыли сетями, замаскированными под лес. От сезона к сезону рисунок меняли: осенью кроны деревьев рисовали желто-красными красками, а зимой — белыми, имитируя снежный покров. Для некоторых памятников строили деревянные укрытия или закапывали их под землю — например, всем известного Медного всадника.
Из-за страшного голода и холода ленинградцы умирали фактически ежедневно. Но похоронить человек тогда было непросто. Если в первые годы в городе еще был запас гробов, то позже жителям приходилось их сооружать из подручных материалов: шкафов, полок, столов. Затем предстояло доставить гроб с покойником до кладбища. Летом, осенью и весной еще можно было достать машину или лошадь, а вот зимой не оставалось иного выхода, кроме как волочить тело на санях своим ходом.
Но сил доставить усопшего до кладбища хватало не у всех, поэтому некоторые ленинградцы оставляли покойных у ворот и даже на дороге. Копать яму под каждого отдельного человека было еще тем испытанием для обессиленных горожан. Поэтому в большинстве случаев покойников собирали в одном месте и хоронили в братской могиле.
Ленинградцы встречали Новый год в блокадном городе трижды. Самым страшным выдался первый — 1941/1942 — Новый год, когда все мысли были только о бомбежках, голоде и утрате близких. Но и в таких условиях ленинградцы старались не забывать о новогоднем чуде и мечтать о скором освобождении.
К концу 1942 года горожане стали наряжать свои дома, к тому же на несколько часов в день включали электричество. Чтобы хоть немного приободрить детей, родители доставали на рынках редкие кавказские мандарины. На третий Новый год настроение ленинградцев заметно улучшилось: немцы уже начали потихоньку отступать. На фабриках и заводах ставили новогодние елки и устраивали тематические балы.
«Город жил размеренной, строгой жизнью, в нужде и заботе, но уже было предчувствие, что скоро, скоро произойдет перемена, что длинный, тяжкий путь испытаний осветится новым светом, что события — на перевале времени. И от этого сознания скорее двигалась работа, веселее становилось на душе и светлее горели детские елки», —
писал Николай Тихонов в очерке «Ленинград в январе».
Дневник Тани Савичевой стал одним из символов трагедии блокадного Ленинграда. Девочка была пятым и самым младшим ребенком в семье. После начала войны Савичевы решили остаться и помогать армии и городу. Сестры Тани сдавали кровь для раненых, мама шила обмундирование для бойцов, а один из братьев ушел на фронт.
Однажды сестра девочки — Женя — не пришла на свою смену. 10-летняя Таня в тот день нашла записную книжку и под буквой «Ж» написала: «Женя умерла 28 дек в 12.00 час. утра 1941 г.». В январе следующего года у бабушки Тани диагностировали дистрофию. От госпитализации пожилая женщина отказалась, так как больницы и так были переполнены. «Бабушка умерла 25 янв. 3 ч. дня 1942 г.», — была следующая запись в дневнике.
Через два месяца не стало старшего брата Леонида, который, как и Женя, в один день не явился на свою смену. В апреле и мае скончались дяди девочки, с которым она любила гулять по берегу Невы, а также мама. Еще одну сестру Тани — Нину — эвакуировали из Ленинграда через «Дорогу жизни», а брат Михаил попал в партизанский отряд, откуда письма не доходили.
Не зная об этом, после смерти матери девочка потеряла всякую надежду. На буквах «С», «У» и «О» она написала: «Савичевы умерли», «Умерли все», «Осталась одна Таня».
Истощенная и больная Таня попала в детский дом, который в 1942 году эвакуировали в Горьковскую область. 1 июля 1944 года девочка умерла от туберкулеза кишечника. Ей было 14 лет.
Над проектом работали:
Автор — Эльвира Асмакиян
Редактор — Дарья Попова
Дизайнеры — Александра Ошмарина, Мария Куранова
Источники фото:
Фотохроника ТАСС, Репродукция ТАСС, Василий Федосеев/ТАСС, Николай Адамович/ТАСС, Георгий Коновалов/ТАСС, imago stock&people/ТАСС, Сергей Струнников/Wikimedia Commons, Борис Кудояров/Wikimedia Commons, Всеволод Тарасевич/Wikimedia Commons.
Во время войны немцы пытались лишить ленинградцев доступа не только к продуктам, но и воде. Поэтому при артобстрелах и бомбежках враг в том числе целился в водопроводные станции, очистные сооружения и уличные сети. На Главную водопроводную станцию сбросили 55 фугасных бомб, на Южную — 955 снарядов. Больше шести тысяч домовых вводов и 60% пожарных гидрантов замерзли первой же зимой. В поэме «Пулковский меридиан» поэтесса Вера Инбер вспоминает:
«Лишилась тока сеть водоснабжения,
Ее подземное хозяйство труб.
Без тока, без энергии движенья
Вода замерзла, превратилась в труп».
Восстановлением водопроводов занимались женщины, которым пришлось занять рабочие места погибших на фронте мужчин. Нередко трубы приходилось чинить и размораживать прямо под артобстрелами. Зимой, когда вода становилась такой же драгоценной, как и еда, горожане ходили черпать ее из Невы, Фонтанки и других рек. Лунки рубили вручную, топорами. В спальных районах, далеких от русла рек, Водоканал установил гидранты с кранами, куда ежедневно выстраивались длинные очереди.
Когда люди черпали воду, она выплескивалась и замерзала, образуя вокруг лунок ледяные горки. Поэтому со временем горожанам приходилось проделывать настоящий подвиг, чтобы унести хотя бы одно ведро с водой и не поскользнуться. И это стоило им колоссальных усилий: самочувствие взрослых и детей из-за голода ухудшалось изо дня в день.
Страдая от голода, ленинградцы стали есть животных — сначала уличных, а потом и домашних. Из костей варили клей, который использовали при готовке. К 1943 году в Ленинграде практически не осталось котов и собак.
Известно, что пройти блокаду удалось коту Максиму из семьи Володиных. После 1943 года в их квартиру даже водили экскурсии — людям очень хотелось взглянуть на редкого домашнего питомца. Максим оказался долгожителем и умер только в 1957 году в возрасте 20 лет.
С исчезновением уличных котов Ленинград заполонили разносчики болезней — крысы. Избавиться от них получилось только после прорыва блокады, когда в город завезли четыре вагона дымчатых кошек. За ними сразу же выстроилась многокилометровая очередь. Котенок стоил 500 рублей, что было в десять раз дороже самого ценного товара — буханки хлеба.